«Потребность диалога (впечатления от спектакля «Soul»)»

Сильно извиняюсь, но очень хочется высказаться...

Потребность диалога
(впечатления от спектакля «Soul»)
«Soul» – моноспектакль. А это значит, что один актёр должен держать внимание публики довольно долгое время. Какой выдержки, какого артистизма, какой техники он должен достичь, чтобы сделать это. Несомненно, держать под контролем внимание тысячной аудитории обычного театра, даже в течение получаса – это практически невыполнимая задача. Именно поэтому моноспектаклям место на камерной сцене. Конечно, и не всякий актёр сможет увлечь аудиторию даже из ста человек, но актёру Ярославского Камерного театра под руководством В. Воронцова Сергею Генкину это удаётся. Своей игрой в спектакле «Soul» он не просто увлекает, он завораживает публику так, что все сидят, боясь пошевелиться, играет очень искренно, с полной отдачей, так вживается в роль своего героя, что создаётся впечатление, будто актёр рассказывает про себя, про свою жизнь, а не про жизнь выдуманного кем-то персонажа.
Ещё до начала спектакля, в небольшом зале Камерного театра на третьем плане сидит человек – мужчина лет пятидесяти. На нём светлые джинсы с дырой на левом колене, тёмно-синяя кофта и чёрная кожаная куртка нараспашку. Сидит он на старом тёмно-коричневом чемодане, полностью погруженный в свои мысли. Декораций практически нет, не считая металлического каркаса, стоящего на третьем плане посередине сцены, под которым, собственно, и сидит мужчина. Несколько ближе первого плана, практически в зрительном зале, с правой и левой сторон сцены тоже стоят старые чемоданы. На втором плане посередине на полу лежат то ли газеты, то ли ткань, сделанная под газеты на английском языке. Сверху посередине сцены на первом плане висит лампа с металлическим абажуром. Кругом чёрный цвет: планшет сцены, горизонт, обрамляющий её с трех сторон и потолок – всё покрыто чёрной тканью. Из чего можно заключить, что сейчас перед нами будет разыграна драма. И это действительно так. То, о чём расскажет актёр – это настоящая драма человеческой жизни.
Свет в зале становится приглушённым. Мужчина встаёт со своего места, выходит на первый план и, направляя висящую лампу поочерёдно на каждую часть зрительного зала, рассматривает аудиторию. Посмотрев на всех зрителей, он толкает лампу так, что она начинает качаться вперёд-назад, а сам он возвращается к своему чемодану. Включается музыка. На фон газет проецируется изображение человеческих глаз, живых глаз: они смотрят, моргают, в них стоят слёзы. Музыка и изображение выключаются. Мужчина подходит к зрителям с вопросом: «Поговорим?» Сколько же в одном этом слове боли, отчаяния, желания что-то сказать, что-то важное, что-то, о чём больше невозможно молчать. В зале тишина, зрители в растерянности: нужно ли что-то ответить или же это часть спектакля? На такой вопрос, на его вопрос хочется именно ответить, как будто ты тоже не можешь молчать, но молчишь, боясь спугнуть таинство спектакля, молчишь и ждёшь, что будет дальше. А дальше начинается его история – история по-настоящему одинокого человека, которому даже не с кем поговорить: у него нет родителей и других родственников, которых он давно потерял, нет друзей, нет жены, которых он так и не приобрел – никого нет. Отчего же? Почему человек, проживший уже немало лет, так и не нашёл рядом ни одной родственной души, никого, с кем можно было бы просто поговорить? Он считает, что самое страшное в жизни – это жить и не знать зачем ты живёшь. И это как раз про него.
Герой рассказывает истории из своей жизни: о школьных друзьях, о первой любви, о собаке, которая вдруг стала его другом. Но кому он всё это рассказывает? Зрителям? Нет, говорить об этом с целой толпой невозможно. Так кто же зритель? Здесь можно определить две его роли. Во-первых, он может быть сторонним наблюдателем того, как герой говорить с кем-то или чем-то. А, во-вторых, сам зритель может быть кем-то или же чем-то. Так как диалога не происходит, получается, что он именно – Что-то. Но в этой ситуации мне, как зрителю совершенно не хочется быть ни сторонним наблюдателем, ни Кем-то, ни тем более Чем-то. Не хочется быть просто зрителем, хочется быть участником этого разговора, помочь герою, поддержать его. Во время своего монолога герой задаёт вопросы сам себе. И опять же непонятно, кто его собеседник: человек или неодушевлённый предмет, и кем в этой ситуации все-таки является зритель.
Мне, сидя в зале, не хочется оставаться равнодушным наблюдателем, хочется быть собеседником: понять, ободрить героя, оказать ему содействие, стать опорой. Возникает желание многое спросить, узнать об этом человеке всё. Он говорит о пачке писем, имеющихся у него, «ПОЧЕМУчных» и «КОГДАшних», но ни слова о том, от кого эти письма и почему он на них так и не ответил. Этот вопрос так и остается невыясненным. А как хочется помочь герою воссоздать счастливые воспоминания юности. Особенно то, где он танцевал с девочкой на палубе парохода. Хочется выйти и станцевать с ним, чтобы воскресить тот момент и хоть на секунду сейчас вернуть ему ощущение счастья.
По ходу его рассказа возникают всё новые и новые «почему», которые так необходимо задать и услышать ответ. Очень трудно сдержать желание выбежать на сцену, чтобы там поддержать героя, пожалеть его, почувствовать всё, о чём он рассказывает. Удерживает на месте только одно обстоятельство: ты в театре, вокруг ещё сто человек, которые, возможно, хотят того же. Но это забывается, всё становится вдруг неважным, кроме героя, его историй и его чувств.
Заканчивается спектакль вдруг совершенно неожиданно и очень быстро. И ты выходишь из зала в полной растерянности: как так, масса вопросов остались без ответа. Выходишь из театра с чувством неудовлетворения, как будто чего-то не хватило, чего-то важного, нужного, просто необходимого, чтобы отпустить рассказанную историю. И она не отпускает, сидит в тебе и гложет, оставляя в глазах невыплаканные слёзы. И вот, ты приходишь домой, показанное только что в театре идет за тобой, вместе с тобой, и вы с ним уже одно неделимое целое. Появляются новые «почему», и желание задать их становится ещё сильнее. И вдруг возникает в твоей душе ужасное, отвратительное, просто мерзкое чувство. Нет, не к спектаклю и не к увиденному, и даже не ко всей рассказанной истории, а к самому себе. Ты вдруг, как никогда, осознаёшь всю боль, все страдания бедного одинокого, уставшего от жизни человека, живущего воспоминаниями. И тут ты понимаешь, что вопреки твоему желанию, возникшему ещё там, в зрительном зале театра, ты всё-таки – сторонний наблюдатель, ты – Что-то, чем ты так не хотел быть. Тебе кажется, что ты железный бесчувственный робот, ты противен самому себе. Ведь ты прекрасно видел страдания героя, его пустую одинокую жизнь, почему не помог, почему оставил его там опять одного. Из глубины твоего разума слышно: это просто спектакль. Да, спектакль, но не просто. Это спектакль, в котором возникает непреодолимое желание построить диалог с героем, стать ему собеседником, иметь возможность задавать вопросы, поддерживать словом. Но, если бы такое было здесь возможно, это был бы совсем другой спектакль, спектакль-диалог, в котором пришлось бы много импровизировать актёру, который значительно растянулся бы по времени, однако, был бы не менее интересным и увлекательным, но другим.
Показанный же спектакль – моноспектакль, не требующий непосредственного отклика – превосходен. И хоть в нём нет словесного контакта со зрителем, но зато есть неразрывный, эмоциональный. Он не может оставить равнодушным. Не может в принципе оставить, тебя преследует чувство вины: ты мог помочь человеку, но ничего не сделал, чтобы хоть как-то облегчить его страдания. По прошествии какого-то времени это мерзкое чувство ослабевает, но всё равно остаётся с тобой. «Soul» – это спектакль, в котором актёр и герой, выдумка и жизнь, зритель и человек сливаются воедино, становятся одним неразделимым целым. Это один из немногих спектаклей, который обладает странной властью над зрителями, оставляя в их сердцах глубокий след.
Лёна Смоленская, 28 января 2013