«Театр соразмерности». Ярославский Камерный Театр под руководством Владимира Воронцова

«Театр соразмерности»

Спустя три года после последних московских гастролей Ярославский Камерный театр под руководством Владимира Воронцова показал три спектакля в Центре им. Мейерхольда. Ничего магического в этих цифрах нет. Этот театр, возникший 6 лет назад, скорее, по случаю, вообще к магии не склонен. Режиссерская алхимия, как, впрочем, и режиссерское шарлатанство – не его методы. Он строится на неторопливой, чрезвычайно подробной, даже въедливой манере актерской игры, которая и создала однажды жизненную среду Камерного театра.

В 1999 г. актеры Юрий Ваксман и Владимир Гусев играли в спектакле несуществующего театра. «Интервью» по пьесе американского драматурга Питера Суэта, разыгрываемое раз в неделю, стало средством компенсации излишней актерской незанятости: Юрий Ваксман был владельцем кафе «Актер», в стенах которого и шел спектакль, а Владимир Гусев служил в местном ТЮЗе. В итоге появился театр: режиссер «Интервью» Владимир Воронцов стал его художественным руководителем, Юрий Ваксман – директором, а Владимир Гусев вошел в основной состав труппы. Всего в труппе 7 человек – для частного театра, самоокупаемость которого через кассы достигает 98%, этого вполне достаточно.

Специфика театра (небольшой актерский состав, зрительный зал на 100 мест, отсутствие репетиционного зала) требует трепетного отношения к выбору драматического материала. Пьеса проверяется не на близость утопическим и амбициозным прожектам режиссера (их, похоже, не существует вовсе), а на соразмерность Камерному театру, на соответствие актерской фактуре прежде всего. Три привезенных спектакля – «Интервью», «Представление трагедии А.С. Пушкина «Моцарт и Сальери» на убогих подмостках конца ХХ столетия» и премьера «Дон Кихот. Версия умалишенных» в этом смысле предельно конкретны. Это не пьесы «на вырост», как случается в рафинированном, интеллектуальном театре, которые нужно постепенно – и порой безуспешно – открывать, постигать. Они сознательно лишены какой-либо умозрительности, они нужны здесь и сейчас. Поэтому их, скорее, нужно не понимать, а обживать.

«Интервью» – самый пожилой, но еще и жилой, и живой спектакль. Действие разворачивается в тесном ателье портного Абрахама Московица (Владимир Гусев). По стенам развешены пиджаки и пальто, стол завален обрезками ткани, на подоконнике стоит забытый засохший цветок. Подувяла, засохла и жизнь Московица, толстяк угрюм, тяжело шаркает по полу и привычно разговаривает сам с собой. Правда, скоро ему навязывается реальный собеседник – органически ловкий, несмотря на свои внушительные размеры, госслужащий Шэннон (Юрий Ваксман). Он пришел проверять клиента: из-за сбоя машины сумма запрошенной страховки увеличилась с 10 до 100 тысяч долларов. Но, несмотря на ошибку, Шэннон, этот бесчеловечный человек системы, решает идти до конца и разоблачить Московица. А грех, как известно, найдется у каждого. По ходу интервью оборачивается то исповедью, то допросом. В роли осужденного оказывается все же Московиц – во время войны он не спас от расстрела близких, спрятавшись неподалеку. Правда, осужден он добровольно, как добровольно ждал и возможности исповедаться, и возможности умереть.

«Представление трагедии А.С. Пушкина «Моцарт и Сальери» на убогих подмостках конца ХХ столетия» поставлено по пьесе ярославского автора Леонида Рокотова, написанной специально для театра. Юрию Ваксману и Владимиру Гусеву досталось для обживания чрезвычайно хитро устроенное пространство. На самом деле их два. В центре сцены – гримерка с зеркалами, костюмами и париками. Два актера – Тот, кто играет Моцарта (Владимир Гусев), и Тот, кто играет Сальери (Юрий Ваксман) – привычно готовятся к спектаклю. Вот уже 25 лет они исполняют свои роли, всех зрителей (а их то ли 9, то ли 7) знают в лицо, и ничего нового ждать от жизни не приходится. Даже жена, одна на двоих, и то ушла сначала от одного, потом от второго. Тот, кто играет Моцарта, привычно ворчит и раздражается по пустякам; Тот, кто играет Сальери, привычно над ним подтрунивает и угощает кофе. И так же привычно, чуть печально, они вспоминают своего умершего режиссера, привезшего их в этот захолустный дождливый город. Второе же пространство – это сцена, на которой Тот, кто играет Моцарта, превращается в легкомысленного и любознательного Моцарта, а Тот, кто играет Сальери – в скорее несчастного и обиженного, чем завистливого Сальери. Интрига в том, что захолустный город – это вовсе не Россия, о которой герои знают только то, что «там снега». А спектакль, который они играют среди будничных дел, между разговорами о погоде и техническими объявлениями для персонала, оказывается непостижимо гениален. Актеры умудряются сделать из чужого (и чуждого) им Пушкина наше все. Название этому только одно – театр.

«Дон Кихот. Версия умалишенных» по пьесе того же Рокотова, несмотря на совершенно захватывающий сюжет (в рамках арт-терапии в психбольнице ставят «Дон Кихота», но пациенты в конце концов разыгрывают Шекспира со страстями и кровавым финалом), получился наименее сильным. Закон витальности Камерного театра сработал и тут: это премьера, в которой, к тому же, по меркам театра задействовано большое количество актеров. Ощущение некоторой затянутости и статичности, подозреваю, именно отсюда, и со временем, по всем законам театральной биологии, оно должно исчезнуть. Во всех показанных спектаклях Камерного театра появлялся не тоскливый, а, напротив, умиротворенный мотив знания о чем-то большем. Всегда был персонаж, который «что-то знал». Актеры Камерного тоже «что-то знают», но это знание не прячется, а раскрывается наружу. Только не всегда оно раскрывается сразу.



О театре Новости Спектакли Труппа Пресса Рецензии Зрители Интервью Фото Спектакли Труппа Кино ЯрСинема	«Театр соразмерности» Спустя три года после последних московских гастролей Ярославский Камерный театр под руководством Владимира Воронцова показал три спектакля в Центре им. Мейерхольда. Ничего магического в этих цифрах нет. Этот театр, возникший 6 лет назад, скорее, по случаю, вообще к магии не склонен. Режиссерская алхимия, как, впрочем, и режиссерское шарлатанство – не его методы. Он строится на неторопливой, чрезвычайно подробной, даже въедливой манере актерской игры, которая и создала однажды жизненную среду Камерного театра. В 1999 г. актеры Юрий Ваксман и Владимир Гусев играли в спектакле несуществующего театра. «Интервью» по пьесе американского драматурга Питера Суэта, разыгрываемое раз в неделю, стало средством компенсации излишней актерской незанятости: Юрий Ваксман был владельцем кафе «Актер», в стенах которого и шел спектакль, а Владимир Гусев служил в местном ТЮЗе. В итоге появился театр: режиссер «Интервью» Владимир Воронцов стал его художественным руководителем, Юрий Ваксман – директором, а Владимир Гусев вошел в основной состав труппы. Всего в труппе 7 человек – для частного театра, самоокупаемость которого через кассы достигает 98%, этого вполне достаточно. Специфика театра (небольшой актерский состав, зрительный зал на 100 мест, отсутствие репетиционного зала) требует трепетного отношения к выбору драматического материала. Пьеса проверяется не на близость утопическим и амбициозным прожектам режиссера (их, похоже, не существует вовсе), а на соразмерность Камерному театру, на соответствие актерской фактуре прежде всего. Три привезенных спектакля – «Интервью», «Представление трагедии А.С. Пушкина «Моцарт и Сальери» на убогих подмостках конца ХХ столетия» и премьера «Дон Кихот. Версия умалишенных» в этом смысле предельно конкретны. Это не пьесы «на вырост», как случается в рафинированном, интеллектуальном театре, которые нужно постепенно – и порой безуспешно – открывать, постигать. Они сознательно лишены какой-либо умозрительности, они нужны здесь и сейчас. Поэтому их, скорее, нужно не понимать, а обживать. «Интервью» – самый пожилой, но еще и жилой, и живой спектакль. Действие разворачивается в тесном ателье портного Абрахама Московица (Владимир Гусев). По стенам развешены пиджаки и пальто, стол завален обрезками ткани, на подоконнике стоит забытый засохший цветок. Подувяла, засохла и жизнь Московица, толстяк угрюм, тяжело шаркает по полу и привычно разговаривает сам с собой. Правда, скоро ему навязывается реальный собеседник – органически ловкий, несмотря на свои внушительные размеры, госслужащий Шэннон (Юрий Ваксман). Он пришел проверять клиента: из-за сбоя машины сумма запрошенной страховки увеличилась с 10 до 100 тысяч долларов. Но, несмотря на ошибку, Шэннон, этот бесчеловечный человек системы, решает идти до конца и разоблачить Московица. А грех, как известно, найдется у каждого. По ходу интервью оборачивается то исповедью, то допросом. В роли осужденного оказывается все же Московиц – во время войны он не спас от расстрела близких, спрятавшись неподалеку. Правда, осужден он добровольно, как добровольно ждал и возможности исповедаться, и возможности умереть. «Представление трагедии А.С. Пушкина «Моцарт и Сальери» на убогих подмостках конца ХХ столетия» поставлено по пьесе ярославского автора Леонида Рокотова, написанной специально для театра. Юрию Ваксману и Владимиру Гусеву досталось для обживания чрезвычайно хитро устроенное пространство. На самом деле их два. В центре сцены – гримерка с зеркалами, костюмами и париками. Два актера – Тот, кто играет Моцарта (Владимир Гусев), и Тот, кто играет Сальери (Юрий Ваксман) – привычно готовятся к спектаклю. Вот уже 25 лет они исполняют свои роли, всех зрителей (а их то ли 9, то ли 7) знают в лицо, и ничего нового ждать от жизни не приходится. Даже жена, одна на двоих, и то ушла сначала от одного, потом от второго. Тот, кто играет Моцарта, привычно ворчит и раздражается по пустякам; Тот, кто играет Сальери, привычно над ним подтрунивает и угощает кофе. И так же привычно, чуть печально, они вспоминают своего умершего режиссера, привезшего их в этот захолустный дождливый город. Второе же пространство – это сцена, на которой Тот, кто играет Моцарта, превращается в легкомысленного и любознательного Моцарта, а Тот, кто играет Сальери – в скорее несчастного и обиженного, чем завистливого Сальери. Интрига в том, что захолустный город – это вовсе не Россия, о которой герои знают только то, что «там снега». А спектакль, который они играют среди будничных дел, между разговорами о погоде и техническими объявлениями для персонала, оказывается непостижимо гениален. Актеры умудряются сделать из чужого (и чуждого) им Пушкина наше все. Название этому только одно – театр. «Дон Кихот. Версия умалишенных» по пьесе того же Рокотова, несмотря на совершенно захватывающий сюжет (в рамках арт-терапии в психбольнице ставят «Дон Кихота», но пациенты в конце концов разыгрывают Шекспира со страстями и кровавым финалом), получился наименее сильным. Закон витальности Камерного театра сработал и тут: это премьера, в которой, к тому же, по меркам театра задействовано большое количество актеров. Ощущение некоторой затянутости и статичности, подозреваю, именно отсюда, и со временем, по всем законам театральной биологии, оно должно исчезнуть. Во всех показанных спектаклях Камерного театра появлялся не тоскливый, а, напротив, умиротворенный мотив знания о чем-то большем. Всегда был персонаж, который «что-то знал». Актеры Камерного тоже «что-то знают», но это знание не прячется, а раскрывается наружу. Только не всегда оно раскрывается сразу.