Владимир Гусев: «Зависть разрушает все»
Сегодня гостем «Беседки» стал известный ярославский артист Владимир Гусев. В отличие от многих коллег по профессии он умудряется сочетать успешную карьеру в кинематографе (снялся в тридцати картинах) с напряженной работой на сцене Камерного театра.
– В прежние, советские времена главным для актера считалась игра в театре, а кино – так, нечто побочное, не слишком серьезное.
– Для меня и сейчас театр – главное. Иначе давно бы ушел. Кстати, нас и в кино-то стали из-за театра приглашать – заметили после спектакля «Интервью». Наиболее значимые для меня картины? Пожалуй, «Олигарх» Павла Лунгина, где я играю Николая Ломова, кандидата в президенты, и «Мусорщик» Шенгели – играю мэра небольшого городка, людей, странно озабоченных властью. В четырехсерийном фильме «Порода» у меня была главная роль – бригадира золотоискателей.
– Кстати, о сериалах. Как вы к ним относитесь?
– Сложное у меня отношение. Конечно, ляпают их на скорую руку, все бегом. Но с другой стороны, грешно ругать этот жанр – он дает возможность реализоваться множеству актеров. Не будь сериалов – сколько людей так и сидели бы по углам, без работы. Я и сам в сериалах снимаюсь, хотя к невостребованным не отношусь. Вот буквально на днях меня утвердили на главную роль в фильме Миндадзе «Диспетчер». Совершенно неожиданно я прошел пробы, хотя на эту роль уже прочили другого актера. 11 сентября поеду в Минск на съемки.
– О чем будет это кино? Очередной боевик?
– Все уже устали от «Ментов», «Убойной силы», от постоянных драк и погонь на экране телевизора. Вы посмотрите – чем полон сегодня эфир? Нет, если уж и делать детектив, то он не должен быть боевиком. Это американцы снимают блокбастеры, сдабривая их спецэффектами. У нас таких спецэффектов нет, а бегать на протяжении всего сериала с автоматом по улицам – муторно. Я не хочу больше играть авторитетов, надоело. «Диспетчер», это будет философская, психологическая драма, на злобу дня. В воздухе сталкиваются два самолета, один гибнет, но второй экипажу удается посадить – с травмами, с потерями, но посадить. И вот тогда-то, собственно, действие и начинается – экипаж пытаются обвинить в катастрофе, в неверных действиях, в жертвах. Фильм будет о том, как люди, сумевшие выстоять в критической ситуации, «ломаются» потом на земле. Кто-то, не выдерживая, в загул уходит, кто-то спрашивает себя: а не лучше ли было им просто разбиться. Стали бы посмертно героями. Я буду играть командира экипажа.
– Все это очень серьезные фильмы, проблемные. В «легких» картинах вы не снимаетесь?
– В октябре на экраны выйдет 12-серийный фильм «Бес в ребро, или Великолепная четверка». Я играю одного из четверых друзей – вместе с Дмитрием Назаровым (главный Дед Мороз страны), Иваром Калниньшем и Борисом Смолкиным (дворецкий в «Няне»). Слава богу, это комедия! Ведь вспомните, на чем держался советский кинематограф, – сплошь комедии, да какие!
– А почему так? Вроде и время было тяжелое, подцензурное – не то, что сейчас? Может, в условиях полной свободы этот жанр чахнет?
– Свобода здесь ни при чем. Сейчас на ТВ бал правит бизнес, все строится на коммерческой основе. Нет времени на обдумывание сценария, на репетиции. Лозунг «Время – деньги», продюсеры давят. Как говорится, не успел грим наложить, уже зовут в кадр! Конечно, с точки зрения заработка это хорошо, но не надо тогда об искусстве говорить.
– Неужели все так безнадежно в нашем кинематографе?
– Я помню совершенно жуткое время в начале 90-х. Я по делам заехал на «Мосфильм» – возле здания не стояло ни одной машины. Я шел по коридорам, и все кабинеты были опечатаны – как в мертвом городе. Российский кинематограф вообще не существовал. Очень медленно, осторожно в кино пошел частный капитал – те самые сериалы. И сегодня возле «Мосфильма» уже не найти места для парковки. Жизнь постепенно старается приобрести человеческое лицо, время все расставит по местам. Конечно, мое поколение вряд ли доживет, но молодые – они дождутся. Ведь посмотрите, созданный Лениным режим сколько продержался – каких-то 70 лет, а сколько умов за это время покорежил. Творческим людям – тем просто поголовно «вывернули» мозги, сразу такое не поправишь.
– Вы никогда не восклицали вслед за Пушкиным «догадал меня Бог с умом и талантом родиться в России»?
– Мой учитель Владимир Воронцов часто цитировал эти строки. А я – нет. Может быть, и мой талант – только из-за того, что я русский и живу в России. Может быть, родись за рубежом, я бы сейчас сосиски продавал!
– То есть мысль об эмиграции вас не греет. А просто съездить, например, в те же США? Поработать, как сейчас у артистов принято, потом вернуться.
– США мне совершенно не интересны. Моя мечта – пожить в Японии. Это удивительная,
уникальная страна. Несмотря на свою географию, на размеры, она преобладает
в регионе – и своим интеллектуальным потенциалом, и культурой. Японцы сумели
разрешить неразрешимую дилемму. Везде, и у нас, и на Западе, как: либо технический
прогресс, либо культурный. А они совместили эти две составляющие.
Когда-то после школы я недолго работал токарем. И понял для себя: человек,
который способен понимать, например, Чехова, интересоваться культурой, и
у станка будет полезней, чем работник, думающий только о колбасе или выпивке.
Может, это выражено немного наивно, но сермяжная правда там была. И Япония
эту мысль подтверждает.
– Как вы относитесь к религии? Сегодня быть верующим, посещать церковь – модно, и все «государевы» люди немедленно уверовали.
– Вера – это нечто глубоко интимное. Я внутри себя – глубоко верующий, и считаю, что жить надо по божьим законам. А ставить свечки – и тут же грешить, соблюдать не суть, а обряды – не верю я такой религиозности. Что касается чиновников, так они сегодня все дружно свечки взяли, а завтра так же организованно возьмут флаги. Какие? А в зависимости от того, какая власть в стране будет.
– Вы начинали карьеру еще в советское время. В диссидентском движении случайно не участвовали?
– В 70-е годы все мы, студенты театрального, считались диссидентствующей публикой, и, по сути, ею и были. Тогда ведь и Булгаков был запрещен, и мы перепечатывали его книги тайком. Но от самого диссидентского движения я далек.
– А к современным политическим течениям и партиям как относитесь?
– Да никак не отношусь, мне это неинтересно. Все эти разговоры о судьбах Родины, о патриотизме… Главный патриотизм, по-моему, это честно делать свое дело! А желание отдельных людей за счет партии сделать личную карьеру – это не новость. Еще ни разу в истории ни один слуга народа народу не послужил – только себе самому.
– В последнее время в центральной прессе часто возникает тема переноса столицы из Москвы в Питер. Что вы об этом думаете?
– Я безумно люблю оба эти города, в Питере даже когда-то хотел остаться жить. Москва сейчас тяжелей для меня, над ней стоит дух денег, финансовый смог, хуже, чем от бензина. Допустим, и перенесут столицу, статус Питера это поднимет. И будет над ним тот же денежный смог, что и над Москвой. А потом, сколько денег уйдет на этот перенос, это же не одну вывеску поменять! Сотни миллиардов!
– А вы бы сами на что сотни миллиардов потратили, будь у вас такая возможность?
– У нас сумасшедшие дороги! Мы на них бьемся, вступаем в конфликты, ненавидим друг друга все – пешеходы, водители, работники автосервисов… Это для меня больная тема, я бы первым делом прекратил этот заколдованный круг ненависти. Во-вторых, в социальные программы вложил бы, в детей и стариков. Молодые пусть сами пробиваются. В реформирование ЖКХ.
– А на искусство?
– На искусство, наверное, уже бы не хватило.
– Многие деятели искусства сейчас занимаются бизнесом, становятся продюсерами. Вы не пытались пробовать себя в этих направлениях?
– Я своей профессии не изменяю. Я не бизнесмен, а просто актер. Хотя уже устал немного. Будь у меня ключик, я бы дней на 10 все эмоции вообще отключил бы. Актерская профессия требует работать на износ. А кто не хочет, он и не нужен никому. Возьмите МХАТ. Там труппа человек 300. А скольких мы знаем? По пальцам перечесть можно. А остальные – захребетники, государство развело их – и всем дайте работу, дайте роль. Плохой капитан дальнего плавания не нужен никому, а актер пусть работает? А ведь он отбивает у людей интерес к театру, желание туда ходить.
– Но театр в наше время вообще теряет популярность, наверное, это закономерно.
– Не думаю. Какие звучали несколько лет назад прогнозы: театр исчезнет, его «забьет» телевидение. И что? Тогда было 2 канала на ТВ. Сегодня – 30, а что там показывают? Нет, театр никогда не умрет, как не может умереть танец, музыка. Как Моцарт, никакой компьютер никогда не напишет!
– Вы сами родом из Львова, но стали российским артистом. Как вы относитесь к проявлениям «самостийности», национальной розни и в прежних республиках, и в самой России?
– Тяжело отношусь. Во Львове у меня мама осталась. Да я и сам полжизни в едином СССР прожил и считаю, что пора это единство восстанавливать. Это же бред: Европа на наших глазах объединяется – а мы раскалываемся все больше. – В чем причина – в российском великодержавном шовинизме или, наоборот, в местном сепаратизме? – Я вам скажу. Местные царьки, дорвавшиеся до власти, – разве они Путину власть отдадут? Простой народ хочет нормально жить – но элита всегда рвется к привилегиям. Ей кажется, что она имеет слишком мало. Хоть человек и создание божье, но минусов в нем куда больше, чем плюсов. Зависть – вот страшное чудовище, которое разрушает все. Раньше, при СССР, оно спало, а теперь проснулось. Теперь один пароходы покупает, другой квартиру за долги продает. И возникает это чудовище с перекошенным лицом, и это – лицо большинства.
– Но на Западе вроде бы справились с ним?
– На Западе бродят свои чудовища. Они все фильмы снимают трогательные о семье. Потому что этого у них нет.
– Кстати, о семье. Как вы относитесь к институту брака, может быть, он действительно отмирает? Молодые предпочитают так называемые пробные браки, старики ворчат о растлении поколения…
– Я сам 18 лет состою в государственном браке. Но так называемый гражданский не осуждаю – люди живут вместе, не предъявляя друг к другу никаких материальных претензий. А что происходит при расторжениях государственных браков, какой безобразный дележ имущества, сколько душ перекорежено? Или новая мода – брачный контракт. Сперва о будущем разделе договоримся, потом поженимся. Это гораздо аморальнее, такой контракт – это первое зерно раздоров и недоверия, и оно непременно прорастет.
Оксана ЯКУБОВИЧ газета «Юность», 23 августа 2006 №35